ЭКСКЛЮЗИВ. Борис Клюев: Из Малого театра не уходят, из него выносят

Борис Клюев, несмотря на самую его звездную роль в телесериале «Воронины» – скептичный отец семейства в вечных «трениках», мне лично всегда казался строгим, выдержанным, интеллигентным. Возможно потому, что в детстве он запомнился по другому не менее популярному телесериалу «ТАСС уполномочен заявить», где сыграл агента ЦРУ, а детские впечатления не так-то легко пересилить. Да и в Малый театр попасть так же непросто, как и в Большой, и 45 службы в нем о многом говорят. В Щепкинском училище преподает, а с профессорами вообще шутки плохи. В общем, на встречу шла не то чтобы с дрожью в коленках, но адреналинчик кровь подзарядил.

- Здравствуйте! – Клюев поднялся навстречу из кресла поприветствовать, он оказался высоченным. Орлиный профиль, пытливый взгляд. – Приятно познакомиться, – сдержанно улыбнулся и скрестил руки.

Общение без откровенности меня не устраивало.

- Вы не слишком возражаете против местного патриотизма?

- Ничуть, – артист чуть приподнял бровь. – Патриотизм – это замечательно.

- Тогда… Что вспоминается о нашем городе?

- Рабочий город и замечательные люди. А еще «Манекен». Как раз мой первый приезд сюда был связан с открытием театра «Манекен». Я до сих пор дружу с Морозовыми. С Борей мы работали в Малом, а потом он меня приглашал в театр Российской армии, когда стал там главрежем, но из Малого театра не уходят, из него только выносят. Есть такая шутка, – и Борис Владимирович улыбнулся.

Кадр из фильма «ТАСС уполномочен заявить»

- О, заработало, – радуюсь про себя и решаю подлить масла в огонь. – Ваш худрук, Юрий Мефодьевич (прим. народный артист России Юрий Соломин) сокрушался, что Малый называют театром-музеем. Вас это не коробит?

- Я горжусь тем, что служу в Малом театре, – артист сдвигает брови к переносице. – Это также почетно, как работать в «Комеди Франсез». Это национальный театр, необыкновенные традиции, не только театр, это второй университет, и студенты сюда всегда ходили учиться, и театр был популярен в среде студенчества. Люди, которые обвиняют театр в консерватизме, это глупые люди, ну или, по крайней мере, они хотят прослыть эпатажными. Конечно, времена меняются, но даже пьяненький дедушка Ельцин присвоил Малому звание «национальное достояние». В этом театре есть традиции, но нет скандалов и склок, которые свойственны достаточно молодым образованиям, даже «Современник» не смог этого избежать.

А еще в Малом как нигде следят за речью. Никогда не услышишь матерщины на сцене. Станиславский, наверное, сейчас в гробу вертится, когда слышит, как в его театре, во МХТе, разговаривают, какой мат несется со сцены. В Малом этого нет и не будет!

- Ого, да Вы категорически против использования, как говорят, ненормативной лексики?

- Пусть они своих детей учат так разговаривать, современные драматурги. Я категорически не приемлю этого! Люди приходят в театр в костюмах, вечерних платьях, разве они за этим идут?!

Знаменитый Рошфор из фильма «Д'Артаньян и три мушкетера»

- Но ведь Вы сами говорите, что времена меняются, меняется речь, темп жизни, приоритеты, и эта пропасть все увеличивается. А театры хотят быть ближе к народу…

- Пропасти на самом деле нет, это все критики придумали, которые защищают авангардные театры, в которых по 30 мест. Эпатажные театры Богомолова, Серебренникова, другие – так они прикрывают свою беспомощность. Эти режиссеры, с позволения сказать, не могут поставить Чехова, которого весь мир не может отгадать. А им он не интересен?!

- Но почему так происходит: миру Чехов интересен, а нам – нет?

- Мы из культурной нации, думающей, читающей, постепенно превратились в слабое подобие американцев. Я уже 12 лет езжу в Америку, ребята, это стыдно! Мне много раз предлагали переехать туда, преподавать, я отказался. Я не понимаю, как так можно жить? И мы теперь движемся в ту же сторону. Школьный уровень упал до неприличия. Уровень знаний поступающих в Щепкинское училище, в котором я преподаю, нынче вызывает жалость. Их же воспитывают на классической русской литературе, но они ничего не знают. За полгода я стараюсь из них выбить все пирсинги, татуировки. Девчонкам все время говорю, что вскорости нас ждет поколение татуированных бабушек. Ну, ладно, какую-то современную роль ты еще можешь сыграть, а леди? Королева не может быть с татуировкой! Но слава Богу, что ребята ловят хорошо, очень быстро учатся. Надеюсь, со временем превратятся в иных людей.

Борис Владимирович перевел дух. Говорил он достаточно сдержанно, но чувствовалось, что проблема его зацепила. В суждениях категоричен, а в высказываниях резок, но не груб – все, как предполагалось.

Про кино не спросить у Клюева, за плечами которого больше 100 киноролей, было бы неправильным. А не спросить про «Ворониных» с точки зрения обывателя – преступление! Только вот как сам артист отнесется к этим, в 1001-й раз звучащим вопросам?

- Нормально, это же часть моей работы, – успокаивает артист. – Было бы странно, если бы Вы меня об этом совсем не спросили.

- Хорошо, тогда скажите, Вы знаете, что ваша телевизионная супруга прежде работала в Челябинском театре драмы?

- Аня? Фроловцева? – удивляется Клюев, он даже как-то немножко теряется. – Нет, не знал… Я помню, как Аня поступила на курс к Коршунову, и как она училась в Щепкинском училище. А потом мы встретились на съемках. Ей было очень тяжело, у нее все-таки нет навыка телевизионного, но за пять лет она очень выросла как актриса. Про Челябинск ничего не знал. Вы меня удивили.

Гордо записываю себе плюсик в архив и продолжаю допрос с пристрастием.

- А бывает так, что Вы не согласны с режиссером или даже сценаристом? Ну, допустим, Вы считаете, что Ваш герой этого никогда не сделает.

- Бывает. Я говорю: «Так Николай Петрович (отец семейства Ворониных. – Прим. АН «Доступ») делать или поступать не может. Ну, не может он сказать “импрессионизм”, а “египетская сила” – может. Я не выговорю этого слова, а уж Николай Петрович тем более». Слава Богу, ко мне прислушиваются. Нам повезло с режиссером. Андрей Жигалкин слушает такие замечания, что-то переделываем.

- Вы уже столько лет сосуществуете «вместе» с Николаем Петровичем. Ощущаете на себе его влияние?

- Вы знаете, да, роль настолько в кровь вошла, что уже начинаешь мыслить, как герой. Даже дома иногда за собой замечаю, что начинаю покрикивать, мне домашние говорят: «Ну, это не ты, это Николай Петрович».

- Журналисты Вас часто донимают «воронинской» темой?

- Ох, с журналистами проблема, – качает головой артист. – Всегда себя настраиваю на позитив. Придет какая-нибудь красотка и с ходу: «сколько стоит ваш съемочный день?» Ну, ты поговори со мной хотя бы для начала о творчестве, о роли, а потом, уже если тебе так это сильно надо, спросишь. Ой, я совсем не вас имел в виду, – вдруг спохватился собеседник. – Но у нас в Москве это встречается очень часто,

- У нас тоже, – вздыхаю в ответ, понимая, что вопрос о съемочном дне придется пропустить. – У вас потрясающая, яркая внешность, но в фильмах по большей части вы играли больше «плохих». А к примеру, роли героев-любовников Вам предлагали?

- В советское время же царствовало амплуа, и герой не мог быть с крючковатым носом, тонкими губами и брюнет. Он должен был быть голубоглазым русым красавцем. И в молодости я переиграл всех подлецов: немцев, эсеров, белых офицеров. Помню, один раз играл шефа немецкого гестапо, а немцев у нас часто прибалты играли, так вот в одной газете написали, что «русский артист Клюев сыграл убедительнее, чем прибалтийские артисты». В китайской картине сыграл генерала Зотова.

- А можно с этого места поподробнее, что за картина?

- Это было достаточно давно, больше 20 лет назад. В Японии вышел бестселлер о разведке. Перед началом Великой Отечественной войны японцы решили убрать Сталина, когда поняли, что война неизбежна. Выбрали сталинского начальника охраны, украли у него жену с ребенком, заманили его в Китай, пытались завербовать. Я играл так, что герой знает, на что идет, и погибает сознательно. Год я жил в Китае, работал, выучил китайский язык.

- Да Вы что? Это же так сложно!

- Нет, говорить несложно, иероглифы – вот главная сложность, а разговорный язык проще. Так что ролей было много разных, а герои-любовники тоже были, но что-то так сразу и не вспомню.

- Скажите, о чем еще мечтает Народный артист Борис Клюев?

- У любого артиста всегда есть мечта – сыграть что-то неожиданное. И сейчас в театре мы репетируем «Маскарад» Лермонтова. Спектакль ставит Андрей Житинкин, это уже наша третья совместная работа. Так вот роль Арбенина для меня неожиданна, никогда бы не подумал, что буду ее играть. Очень сложная постановка, а потому интересная. Ты завоевываешь новую высоту, делаешь новый шаг, это замечательно.

На столе щелкнул диктофон, намекая на то, что пора бы и честь знать. Но мы еще минут десять болтали о всяких пустяках: о футболе, об Америке. Напоследок, воспользовавшись служебным положением и хорошим расположением артиста, напросилась на совместный снимок. Теперь вот горжусь. И надеюсь увидеть «Маскарад».

Виктория Олиферчук,
фото из открытых источников